Святый Великий Пророк Предтеча Креститель Господень Иоанн
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
В одном из своих Посланий апостол Павел говорит, что все, содержащееся в Священном Писании, полезно и написано для нашего научения и просвещения (см. 2 Тим 3:16). И вот, сегодняшнее Евангелие в соединении с посланием Апостола к Тимофею дает нам образ того, как можно вчитываться в Священное Писание, как можно его осуществить и жить им. Образ великого Иоанна здесь переплетается с образом ученика павлова.
И тот и другой услышали Божие слово не ухом, а сердцем, не слухом только, а всей способностью восприятия, и оба вышли на проповедь, и каждый из них это слово принес людям в его чистоте, не опороченным недостойной жизнью, а в сиянии красоты собственной жизни, в которой это слово было осуществлено; в чистоте еще и потому, что слово было передано так, как было получено – что и заповедует Павел своему ученику.
При этой проповеди и в лице Крестителя (о котором мы сейчас вспоминаем, потому что грядет на нас день Крещения Господня), и в лице Тимофея, и в лице самого Павла осуществилось то же самое. Слово, которое они проповедовали, было так значительно, проповедь их была так велика, что сами они как бы исчезли в ее сиянии; слово заслонило говорящего; жизнь, которая была получаема через него, заставила жить и как бы забыть того, кто ее принес, пока не оказалось возможным с благодарным благоговением вернуться душой к нему.
Образ Иоанна велик тем, что слово, которое ему когда-то сказал Господь, он воспринял в душу, в жизнь; так воспринял, что стал только гласом, только голосом, через который это слово прозвучало и достигло до слуха всех. Павел тоже услышал слово и увидел видение, и весь ушел в это слово и в это видение.
У него уже не осталось никакой жизни, кроме проповеди, кроме радости давать другим то, что он получил, благодаря чему сам ожил к вечной жизни; и к тому же он зовет Тимофея. Я, – говорит он, – сейчас умираю, а ты живешь; иди и проповедуй слово, чтобы другие тоже жили…
И всё, что случилось тогда, некогда, что повторялось в течение всей христианской истории, относится непосредственно и к нам. Мы тоже слышали это слово проповеди, слово Евангельское, слово апостольское, слово молитвенное; и мы все когда-то от этого слова дрогнули, ожили, затрепетали радостью, надеждой. И все мы призваны это слово провести в жизнь, через всю нашу жизнь: сначала самой жизнью, живя достойно того, что открылось в нашей душе, живя достойно той глубины нашей души, в которой может говорить Господь; затем пронести это слово так, чтобы его услышали другие люди и тоже возрадовались, тоже вострепетали.
Но на этом пути, как на пути Павла и Тимофея, как на пути великого Иоанна и всех, стоит нечто, пугающее многих. По мере того, как растет Христос, по мере того, как слово делается жизнью, мы, говорящие это слово, должны отойти в сторону. Мы должны умаляться, должны стать прозрачными до такой степени, чтобы через нас лился Божественный свет – и никто не заметил бы нас, через кого этот свет проходит.
Но, увы! мы слишком заметны. Мы собой заслоняем свет, мы его потемняем: ему придаем свои оттенки – бледные, серые, тусклые, – которых нет в этом лучезарном сиянии. Мы всегда заметны в этой проповеди слова и жизни; нам – каждому из нас – прежде всего надо учиться так жить, чтобы наша жизнь не отрицала правдивости Божиего слова, жить так, чтобы стать прозрачными, чтобы слово это ударяло человеческие души одной своей силой и сияло в человеческие жизни только своим сиянием.
И тогда эти большие, дивные образы, которые мы находим в Новом и Ветхом Завете, станут для нас примером и станут для нас мерой, по которой мы можем жить.
Дай Бог, чтобы мы своей жизнью хоть для кого-нибудь – а сколько таких нуждающихся! – оказались предвозвестниками Христа, грядущего к ним встретить лично душу живую, жаждущую вечной жизни. Будем отходить, не будем заслонять собой идущего Христа.
Вот чему нас учит вся проповедь древности и великий образ Иоанна Крестителя, которого мы сейчас вспоминаем на грани приходящего праздника. Аминь.
16 января 1966 г.
О святости и духовности
Мы исповедуем, что Церковь свята; и апостол Павел говорит всем христианам: “Вы святы”. Что Церковь свята — ясно и понятно, но что все христиане святы — ставит перед ними серьезные вопросы, потому что, даже если они приобщаются к святости Церкви, глядя на самих себя и на окружающих нас людей, мы не можем это слово употребить со спокойной уверенностью.
Начнем со святости Церкви. Святость Церкви заключается в том, что она — место, где Бог в Своей полноте присутствует среди Своего народа. Христос Богочеловек, как человек и как Бог, заполняет Собой Церковь; Дух Святой дышит в ней, и во Христе и во Святом Духе мы являемся уже не приемными, а родными детьми Бога и Отца. Опять-таки, эти слова дерзновенны, но они принадлежат не мне, а святому Иринею Лионскому. И в этом отношении мы можем сказать, что Церковь свята всей святостью Бога, Который в ней живет и действует.
Что же сказать о нас самих? В зависимости от нашей верности, от нашего врастания в тайну Церкви и в тайну Бога, мы сколько-то приобщаемся этой святости. Но когда апостол Павел говорит о том, что все христиане святы, он вовсе не имеет в виду, что мы все уже достигли святости — я уж не говорю: Христовой, а даже святости тех святых, которых почитает Церковь.
Святость начинается в момент, когда мы посвящены Богу, принесены Ему в дар, делаемся Его собственностью. Это не значит, что в тот момент человек уже делается святым в том смысле, в котором он призван быть подобным Серафиму Саровскому, Сергию Радонежскому, Нилу Сорскому и множеству других мужчин и женщин. Это лишь говорит о том, что теперь по собственной воле, с полного своего согласия, со всей своей решимостью мы отдаем себя Богу, теперь мы Божии до конца.
В этом смысле святость человека, конечно, сочетается с какой-то долей греховности, потому что человек отдает себя Богу и говорит: Господи, я хочу быть Твоим и только Твоим! — а вместе с этим в нем еще есть несовершенство, которое должно быть переработано и постепенно исчезнуть. Вот два полюса святости: Божественная святость Спасителя Господа Иисуса Христа и зачаточная святость того, кто сам себя отдает как бы в собственность Богу, или, в случае крещения детей, того, кто приносится семьей Богу, потому что семья верит в Него и знает, что отдать ребенка Богу — это самое лучшее, что можно для него сделать.
Вопрос святости связан еще с другим словом: духовность. Мы постоянно говорим о духовности, как будто человек, не только святые, но и мы, грешники, можем жить одним духом, и забываем, что в человеке есть и душевность, и телесность. Надо понять, что такое духовность по существу. Духовность — это не достижение, а путь; духовность заключается в том, что Святой Дух действует в нас, потому что мы Христовы и постепенно возрастаем действием Святого Духа.
Это значит, что мы должны соединиться со Христом и с Духом Святым всем своим существом, а не только той стороной нашего бытия, которая уже сродни Богу духом нашим. Святой Серафим Саровский говорит, что святости можно достигнуть благодаря решимости, а решимость — это предмет воли, это предмет ума, сознания; и поэтому наша душевность играет абсолютно решающую роль. Наш дух не может с места двинуться без того, чтобы наша душевность не участвовала в его возрождении и восхождении к Богу.
Это очень важный момент, потому что мы часто думаем, будто вместо того, чтобы совершать душевный подвиг, мы можем обратиться к таинствам, обратиться к молитве, обратиться к Богу и говорить: Господи, сделай за меня то, чего я не собираюсь делать ради Тебя, или то, чего я не могу сделать, потому что у меня не хватает ни решимости, ни вдохновения!.. Нет, в нас есть этот душевный момент, который требуется для того, чтобы загорелся дух и чтобы Бог все глубже мог с нами соединиться.
Но речь идет не только о душевности и о духовности, о духе и о душе, речь идет тоже о человеческом теле, потому что тело человека было создано Богом для того, чтобы быть вместилищем его души и его духа. Это следует понять: наше тело так же свято, как наш дух, и должно быть пронизано до самых глубин Божественной благодатью. Святой Силуан Афонский в одном из своих писаний говорит, что веянием Святого Духа, действием Святых Таинств, приобщенностью нашей Богу, когда мы отдаемся Ему либо нашими родителями, либо свободной своей волей, благодать Божия касается сначала нашего духа; а потом, когда загорится наш дух, это пламя постепенно пронизывает и душевность нашу.
В свете той благодати, которая уже осияла наш дух, мы делаемся способными принимать решения, которые иначе не могли бы принимать, делаемся способными понимать то, чего иначе не могли бы понять. И когда человек дошел до полноты какой-то приобщенности Богу (полноты, конечно, относительной), то эта благодать сходит и пронизывает и наше тело. Этим объясняется то, что тела святых часто остаются нетленными, их не касается тлен, растление.
Так вот, святость начинается с момента, когда мы отдаем себя Богу, она возрастает по мере того, как мы решительно боремся со всем тем, что нам мешает быть Божиими, друзьями и учениками Христа, храмами Святого Духа. И дальше она пронизывает нас до конца.
И тут, может быть, стоит подумать о том, чтo совершается в наших человеческих отношениях. Часто люди думают, что могут общаться только духовно, то есть забывая свою душевность и свою телесность; что можно молиться о своем ближнем и довольно с него, — тогда как ближний, может быть, нуждается во многом другом: в душевной помощи, в телесной помощи. И тут мы должны понять, чтo совершается.
Мы должны понять, что в ту меру, как мы хотим жить духом, мы должны раскрываться к ближнему той стороной нашей душевности, которая уже очищена. Это значит (в Евангелии ясно об этом говорится), что наши мысли должны постепенно очищаться, мы должны бороться за то, чтобы никакая грязь, никакой тлен, никакая нечистота, никакая неправда, ложь не проникали в нашу мысль.
Но вы скажете: как же быть? Я знаю, что на опыте оно не так. Вот я становлюсь на молитву, и как только начинаю молиться, в меня начинают вливаться откуда-то всякие воспоминания, воображения, фантазии или даже просто богохульные мысли… Об этом говорит святой Иоанн Лествичник: как только мы становимся на молитву, бес подползает к нам и нашептывает нам все, что может нас отвлечь от молитвы.
И не надо этим смущаться; надо просто ему сказать: отойди, не теряй времени, я все равно буду продолжать молиться… И отрывок молитвы, который был осквернен нечистыми мыслями, надо повторять раз за разом. Как один подвижник говорил — если вы будете это делать постоянно, то бес увидит, что чем больше он на вас нападает, тем больше вы молитесь, и отойдет от вас. Это очень важный момент.
Бывает, что приходится бороться с той тьмой, которая поднимается в нас, отчасти потому что она в нас уже есть, отчасти потому что она нам навязывается. Есть рассказ из жизни подвижников о том, как одному монаху было поручено крещение женщин, и как только он приступал к порученному, в нем поднималась блудная страсть и скверные мысли. Его имя было Иоанн, и он обратился к святому Иоанну Крестителю: Святой Иоанн, ты был чист от всякой порочной мысли, — помолись Богу, чтобы Он меня освободил от этой нечистоты, ведь я оскверняю то дело, которое совершаю!..
И святой Иоанн Креститель ему явился и сказал: “Я могу тебя освободить от этого борения, но если я тебе выпрошу это у Бога, ты потеряешь венец мученичества. Продолжай бороться, борись против нечистых мыслей, против этих образов, против восстания плоти в тебе самом, борись беспощадно, и рано или поздно благодать Божия, которую ты призываешь, победит в тебе, и тогда ты получишь венец мученический”…
Этот монах продолжал крестить и бороться, и боролся до дня, когда вдруг оказался свободным от всякой нечистой мысли и мог крестить так, как, верно, крестил святой Иоанн Предтеча в водах Иордана.
Так что не надо смущаться тем, что вползает в нашу душу. Не надо смущаться и тем, что в момент, когда мы молимся Богу, когда Господь проливает Свой свет в нашу душу, мы вдруг начинаем видеть в нашей душе такую тьму, такую нечистоту, такую скверну, которой раньше не ощущали и не видели в своей душе. И кроме того надо помнить, что наше тело, наша душа, наш дух составляют одно целое, которое мы постепенно должны включить в тайну Божию; и тогда человек делается цельным, тогда его телесность пронизывается благодатью с такой же силой, как и его дух.
Вспомните, как при беседе с Серафимом Саровским Мотовилов увидел, что лицо святого Серафима просияло, просияла его одежда, весь он просиял подобно тому, как Христос воссиял на Фаворе, когда говорил с Моисеем и Илией о грядущем Своем страдании, — Он весь просиял так, что даже Его одежда, по слову Евангелия, воссияла такой белизной, какой не мог бы осуществить ни один белильщик.
Это обращает наше внимание на то, что мы должны быть пронизаны благодатью телесно в той же мере, как душевно и духовно, и что мы не должны бояться той борьбы, которая в нас совершается. Борьба — время, когда мы можем сказать: Господи, неужели Ты мне доверяешь настолько, чтобы мне поручить эту борьбу с сатаной, со злом, которое во мне еще не исчерпано?.. Это момент, когда мы можем радоваться тому, что Бог нам дает возможность за Него, вместе с Ним бороться и побеждать.
И когда мы побеждаем зло в себе, мы его не только в себе побеждаем, мы его побеждаем вообще, потому что пораженный бес поражен для всей вселенной, он ранен насмерть. Когда какой-нибудь грех в нас исцелен, то есть когда ничего не осталось от него, только когда наша цельность выросла в полноту своей меры, мы можем сказать: теперь это зло умерло для всей вселенной…
И поэтому когда мы встречаемся в нашей жизни с духовной борьбой, с душевным искушением или с телесной болезнью — я говорю сейчас не об обыкновенной болезни, а о том, что грех в нас начинает действовать с новой силой — мы можем благодарить Бога.
И мы можем еще одно помнить, чрезвычайно важное: не тело является причиной и источником зла в нас. Один из подвижников совершенно ясно говорит, что тело является страдальцем, мучеником, тело является жертвой той неправды, которая в нас живет душевно и еще духовно.
Поэтому когда мы говорим о телесных, о плотских грехах, мы говорим о том только, что греховность наша, которая вся живет в душевности и духовности, сейчас порабощает наше тело, оскверняет наше тело; каяться должно не тело, а душа наша. И это очень важно, потому что слишком легко мы думаем о нашем теле как об источнике искушения или зла. Источник — в нашей неочищенной, непросвещенной душевности и еще не до конца загоревшейся духовности.
Митрополит Антоний Сурожский