Преп. Иоанн с лествицей
Слово святого Иоанна Лествичника о смиренномудрии начинается так, словно собралось вместе много людей с духовным опытом и каждый объясняет, что такое, на его взгляд, смирение:
Стих 3: «Сошлись мы, обсудили и исследовали силу и значение этого честного надписания (надписания «святое смирение»; см. стих 2). Тогда один сказал, что смирение значит всегда забывать свои свершения. Другой сказал: смирение состоит в том, чтобы считать себя последним и самым грешным из всех людей. Третий говорил, что смирение – это познание умом своих немощей и бессилия. А другой сказал, что признаком смирения является то, чтобы в каждом случае оскорбления опережать ближнего, первым идя на примирение, и сводить на нет пребывающую в нем вражду. А иной говорил, что смирение – это познание благодати и милосердия Божия. Другой же сказал, что смирение – это чувство сокрушенной души и отречение от своей воли».
Итак, тогда один сказал, что смирение значит всегда забывать свои свершения. То есть, когда мы совершаем какое-нибудь доброе дело – духовный подвиг или добродетель, мы всегда должны забывать его, не вспоминать о нем, не возвращаться и не оглядываться назад: «Вот! Я сейчас пощусь, кладу поклоны, совершаю бдения, подаю милостыню!» То есть, совершая духовное дело, надо оставлять его у себя за плечами, потому что уже одно то, что наш ум возвращается назад и смотрит на соделанное, – это признак нездорового человека, нездорового смиренномудрия.
К сожалению, многие люди, приходя на исповедь, которая является таинством, исключительно способствующим достижению смиренномудрия, вместо того, чтобы перечислять свои грехи, перечисляют добродетели и начинают:
– Я, батюшка, делаю добрые дела. Я совершаю такое добро, другое добро!..
Они говорят так, словно исповедь – это исповедание не грехов, а добродетелей! Это проистекает (мне хочется в это верить) из духовной наивности, духовного бессилия, то есть человек не делает этого умышленно, это просто признак того, что тут отсутствует смиренный дух, вменяющий в ничто те добрые дела, которые мы совершаем. А они действительно ничто, ибо, что бы мы ни делали, всё это – ничто, если благодать Святого Духа не усовершенствует, не восполнит и не освятит наши дела. Бога нельзя купить – и благодать и Царство вечное тоже – за свои дела и своими силами. Наши дела – это лишь наше содействие благодати.
Другой сказал: смирение состоит в том, чтобы считать себя последним и самым грешным из всех людей.
Это тоже смиренномудрие. Это великое дело – осознать, что ты самый грешный из всех людей, из всего творения. Но какой же сильный дух нужно иметь для того, чтобы сказать такое сегодня – не в те времена, когда святой Иоанн Лествичник писал свое знаменитое сочинение и когда не имела такого распространения «психопатия», чьими различными формами, к сожалению, страдаем сегодня почти все мы, и поэтому смиренный дух для нас невыносим.
Я замечаю на себе самом и вообще на братиях, на тех, кто начинает подвизаться, как легко люди ломаются, когда хотят стяжать смиренный помысл. К сожалению, душа человека сегодня не выдерживает, ей не хватает сил выдержать смиренные помыслы, и вместо того чтобы оставаться в рамках здравого смиренномудрия, она улавливается помыслом, говорящим: «Я самый плохой, я самый грешный из всех!» – и затем повреждается. Вместо того чтобы стать стимулом для духовной борьбы, надежды, духовной скорби, усердной молитвы, искания Божией благодати, укрепления, помысл служит толчком к тому, что человек гибнет, он падает, словно сгинув в пропасти.
Таким людям следует часто напоминать: «Нет, это не грех, ты не грешен. Ты очень хороший, у тебя же столько добродетелей!» – чтобы они немного поднялись на ноги. Потому что они подобны человеку, который провалился в пропасть, весь поломался и не может подняться. Поэтому нужно иметь великую рассудительность применительно к этому помыслу, говорящему нам, что мы последние и хуже всех. Конечно, мы немощны, окаянны и грешнее всех, однако нельзя уничижать себя ниже того, что мы можем выдержать. Потому что в результате мы приобретаем психологические травмы, и вместо душеспасения этот святоотеческий совет приводит к душевному заболеванию (психопатии).
Это очень деликатный момент. Поэтому если кто-нибудь видит, что эти помыслы обескураживают его, погружают в духовный мрак, отчаяние, нужно обязательно бежать от них, ободрять себя и даже вспоминать свои предполагаемые добродетели – чтобы иметь дерзновение, поскольку отчаяние есть совершенная смерть, полная безнадежность, это действительно смертный приговор для души.
Христианин никогда не должен впадать в отчаяние. Лучше впасть в тщеславие, чем в отчаяние. Потому что в тщеславии он, так сказать, получает готовность стать благочестивым, совершать добрые дела, тогда как в отчаянии ломается и полностью предает себя в духовный мрак и смерть. Поэтому надо всегда считать себя самыми грешными из всех, но всегда с той надеждой, что хоть мы и такие, но Божия милость всемогуща и Божия любовь настолько обильна, что покрывает нашу греховность.
Третий говорил, что смирение – это познание умом своих немощей и бессилия.
Иными словами, это значит познать себя. Это тоже смирение и смиренномудрие, то есть это значит принять себя. Сегодня это большая проблема. Приходят люди и изводят себя:
– Ну почему я думаю такие плохие вещи? Почему у меня тот или другой помысл? Почему я испытываю к другим такие чувства? Если я думаю такое, значит, я погиб! Я уже не смогу спастись, я никуда не гожусь!
– А почему бы тебе не попробовать порассуждать по-другому? Разве ты не знаешь, что ты человек?
– Знаю.
– Разве ты не знаешь, что имеешь человеческую природу, поврежденную грехопадением? Что несешь в себе всю болезнь, которую мы все наследуем от Адама после грехопадения?
– Знаю.
– Так почему же ты отчаиваешься, когда видишь в себе нечистые, хульные помыслы о другом, помыслы зависти, злобы? Вся эта злоба возбуждает и часто ввергает тебя в страсти и грехи. Разве ты не знаешь этого? Что же ты тогда возмущаешься? Ты не понимаешь, что это твоя собственная болезнь?
То есть как вам это объяснить? Мы не желаем принять тот факт, что мы немощны, мы не принимаем своего собственного я!
Великое дело – понять: это я! Это я – тот, кто гневается, кричит, нервничает; это я – чревоугодник, нечистый, хулитель, что угодно еще. Когда мы согласимся, что мы такие, и поймем это без болезненных реакций, тогда мы сможем молиться с великой духовной печалью, показывая Богу именно эту свою болезнь. Вот этот путь правильный.
Я понимаю, что я нечист и окаянен, и всегда припадаю к стопам Божиим, к стопам Христовым, и в великой печали молитвенно исповедую свою болезнь и ищу Божией милости. Я понимаю и верую, что Бог – вот Кто меня помилует, не мои добродетели, не мои достижения, которых нет: они не существуют и никогда существовать не будут.
Это очень важно. Мы, современные люди, очень страдаем из-за того, что не хотим принять себя такими, какие мы есть. И вот, мы не принимаем себя, но при этом постоянно задаем себе вопрос: «Ну почему, почему, почему?» И это бесконечное почему («Ну почему я так думаю? Почему я так делаю?») является признаком эгоизма, отсутствия у нас смиренномудрия.
В результате мы попадаем в порочный круг духовных болезней и психологических терзаний. В конце концов изводим и самих себя, и других, а плода не получаем, поскольку не хотим понять, что мы немощные люди. А когда понимаем это, смиряемся, что да, в конечном счете это мы, да, мы представляем собой это.
Мы как тот ребенок-первоклассник, который хочет взять и прочитать какой-нибудь научный трактат и плачет, кричит, визжит, требуя, чтобы мы объяснили ему, что значит, например, слово «аэродинамика». Как ты объяснишь ему это? Он ведь не может понять этого. И ты говоришь ему:
– Всё придет со временем, вот вырастешь…
– Нет! Я хочу, чтобы ты объяснил мне это! Прямо сейчас! Объясни мне, чтобы я знал это!
Или хочет читать, к примеру, на английском или, не знаю там, на китайском языке. Если ты этому не выучился, еще не дорос до соответствующего класса, как ты сможешь это?
Такой же абсурд получается, когда человек упорствует в своем желании достигнуть духовных состояний, когда еще не пришло их время. Разве это возможно – иметь сосредоточенную молитву, когда мы еще духовно начинающие, разве возможно, чтобы ум наш не рассеивался? И когда ходим в церковь, не иметь плотских помыслов, не питать зависти к другим людям или не гневаться, когда другой выводит нас, или не испытывать чувства мести, когда с нами поступают несправедливо?
Митрополит Лимассольский Афанасий
Всё это, к сожалению, после грехопадения уже естественные явления, наша природа функционирует так. Но мы принимаем, признаем свою болезнь и уповаем на бескрайнюю милость Божию. Это правильно. Когда же мы зацикливаемся на наших немощах и нас охватывает это эгоистическое нетерпение: «Почему?» да «Как?», «Мы вообще ничего хорошего не сделали», «Мы ничто!» – и тому подобное, тогда мы не позволяем даже Богу помочь нам.
Часто Бог хочет помочь нам, но не может, потому что мы не даем Ему приблизиться к нам, внести мир в нашу душу. Мы сопротивляемся и заранее закрываем перед Богом все двери.
Поэтому, по святому Иоанну Лествичнику, нужно хорошо познать свою болезнь и немощь, осознать, принять и сказать: «Я такой и повергаю себя пред Богом таким, какой я есть», – тогда и только тогда ты сможешь обрести покой в душе.
Часто, когда кто-то страдает плотской немощью, от которой не может избавиться, он говорит себе: «Чтобы я молился? Да как же я стану молиться после того, как согрешаю и впадаю в плотские грехи! Не буду я молиться! Не буду и в церковь ходить, ибо совершаю такое. Духовных книг я не читаю по той же причине, не исповедуюсь», – и так далее. В итоге что происходит? Происходит то, что если сатане нужно было 500 пуль, чтобы уничтожить нас, то сейчас он делает это всего лишь одной пулей.
Такому человеку нужно сказать:
– Хорошо, чадо! Ты не можешь победить эту страсть, да? Сама страсть побеждает тебя. Но разве вся твоя жизнь, вся твоя личность – это только та страсть? А нет ли в тебе чего-нибудь другого? Разве ты не можешь полюбить другого человека, молиться, поститься, бдеть, ходить в церковь? Ну хорошо, у тебя есть эта страсть. Обособь ее, прими тот факт, что у тебя есть эта страсть, и повергнись пред Богом, помня остальную часть твоего я. Только так ты найдешь исцеление от нее.
Если ты впадешь в отчаяние и вцепишься в эту конкретную проблему и застрянешь в ней, тогда (по метафоре старцев Святой Горы, описывающей, как утопает этот тип людей) ты будешь подобен человеку, попавшему в кораблекрушение: корабль разбивается и превращается в доски, все хватаются за какую-нибудь доску, и только ты держишься за якорь и вместе с ним идешь на дно. О таких людях говорят: «Он схватился за якорь!» То есть вместо того, чтобы схватить какую-нибудь доску, он хватается за самую тяжелую часть корабля и тонет.
 |
| НЕ ХВАТАЙСЯ ЗА ЯКОРЬ! |
И спрашивается: что, разве кончились доски? Разве нет больше причин, ради которых ты подвизался бы? Будешь тонуть, застряв на этом?
В конечном счете о чем это говорит? Это признак отсутствия смирения, симптом эгоизма, болезненного эгоизма. Почему ты не принимаешь того, что ты немощен, каков ты и есть? Иди ко Христу и скажи: «Господи, я такой, какой есть. Я нечист плотски, я окаянен, я трижды окаянен, но хочу быть с Тобой!» Так сказали блудница, хананеянка, разбойник, мытарь – все. Они принесли Христу свои грехи.
В одном рассказе святого Иеронима, так сильно любившего Христа, говорится, что на всенощном бдении в Рождественский сочельник он молился и говорил: «Боже мой, что поется в сегодняшнем тропаре? Ангелы принесли Тебе песнь, волхвы – дары, пастыри пришли увидеть Тебя, Пресвятая Богородица дала Тебе Свою плоть, земля – пещеру, небо – звезды, а я, что я могу Тебе принести? Что?» И когда он так молился, было ему боговидение — oн увидел перед собой Христа в образе Младенца и сказал Ему:
– Боже мой, что Ты хочешь, чтобы я отдал Тебе?
И услышал ответ:
– Твои грехи!
Бог этого хочет – чтобы мы отдали Ему наши грехи, чтобы Он отбелил их и очистил, чтобы Он очистил нас.
Это как когда мы идем к врачу, то делаем то, что он от нас хочет. А он говорит:
– Давай я осмотрю тебя.
Конечно, в лечебное заведение приходишь не за тем, чтобы говорить с врачом о политике. Ты идешь туда с определенной целью – чтобы он осмотрел тебя, потому что ты болен. И Бог делает то же самое. Он принимает больного и уязвленного грехом человека и врачует его. Лишь бы мы не вели себя как безрассудные люди, не сопротивлялись и не поднимали руку на врача за то, что он хочет коснуться нашей раны, исцелить нас.
Этот процесс начинается с осознания болезни, то есть с понимания того, что мы немощные люди, причем мы должны понять это правильно – с надеждой и силой, которую черпаем именно из переживания бескрайней Божией любви.
А иной говорил, что смирение – это познание благодати и милосердия Божия.
То есть чтобы ты признал, что Бог милосерден, что Он изобильно изливает Свою благодать на весь мир и что благодать и милосердие Божие поддерживают всех нас. И это есть смирение – не считать, что ты всё сделаешь сам, что ты сам всё исправишь и что всё зависит от тебя.
Часто приходят люди и говорят, например:
– Что мне делать с моим ребенком?
Ты отвечаешь:
– Сделай то-то и то-то и помолись, чадо мое, да покроет его Бог Своей благодатью!
Но он настаивает:
– Да, хорошо, но ты скажи, что еще мне сделать? Что еще?
Такой человек верит, что его действия спасут ребенка. Мы ему говорим о молитве, а он фактически отвергает ее, потому что считает, что Бог и молитва – это ничто.
Мы действительно считаем свои действия такими важными, что без них никому и никакой пользы не будет. И что же получается в конечном счете? Если мы поймем, что Бог управляет творением, что Бог – начало всего и Отец всем нам и что если Он не содействует нам, тогда, призови мы хоть все силы на свете, хоть всю мирскую образованность, власть и изобретательность, мы все равно ничего не сделаем, – вот тогда мы осознаем, как велика сила молитвы и как сильно мы нуждаемся в молитвенном общении с Богом.
Мы поймем это, когда осознаем, что в конечном счете Божия благодать, милость и милосердие запечатывают наши дела. Когда мы осознаём это, тогда понимаем силу молитвы и убогость наших размышлений, достижений и дел. После этого мы обретаем мир и говорим:
– Вот, я сделал, что мог, а преблагий Бог впредь да восполнит!
В противном случае нас снедает тревога, и мы ищем способ преодолеть ее, совершая какие-то дела, чтобы ими принести пользу другим. А в результате что получается? Эти люди не слышат, что мы говорим им: ты указываешь ему на один способ, а он тут же его отбрасывает и ищет другой. Показываешь ему второй, а он ищет третий, четвертый… десятый и так далее. И чего же он в итоге ищет? Магии. Вот если бы существовала такая возможность, чтобы можно было магическим способом изменить всех, то он не медля воспользовался бы им.
И говорят:
– Разве у Бога нет силы изменить других? Почему же Он их не меняет?
Потому, что Бог уважает свободу другого и не волнуется, не паникует, как паникуешь ты, потому что Бог видит перед Собой всё – и прошлое, и настоящее, и будущее, всё.
Бог не боится. Поэтому и ты не бойся. Боязнь означает отсутствие смирения, а это – признак отсутствия веры.
«Другой говорил, что смирение – это чувство сокрушенной души и отречение от своей воли» (стих 3).
То есть смиряться – значит отсекать свою волю, оказывать послушание, которое есть матерь смирения, потому что весь наш эгоизм, всё наше существо концентрируется, проявляется и выражается в нашей воле. Поэтому в монашестве первой добродетелью, первым обетом, который монах дает при постриге, является послушание, отсечение своей воли, которое как раз и служит предпосылкой духовного совершенства.
Причем так не только в монашестве, но и в браке. Если в браке человеку не удается отсечь свою волю и отказаться от нее, пожертвовать собой ради другого, тогда он не может найти покоя. В душе его нет мира, как сказал Господь: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11: 29). Если же человек вкусит, какую великую свободу подает отсечение своей воли и то, чтобы ничего не ждать от другого, а совершенствоваться в добровольном самопожертвовании ради другого, тогда он на самом деле будет жаждать жертвовать собой и отсекать свою волю.
Есть святые, которые шли и продавали себя в рабство жестоким и бесчеловечным идолопоклонникам и служили им в качестве слуг, чтобы отсечь свою волю, – так отвечая этой жажде жертвовать собой в служении другому человеку. А в те времена слуги были не то что нынешние, которым мы платим деньги. Тогда хозяин мог запросто превратить их в ничто, даже физически.
Далее святой Иоанн Лествичник говорит:
«Я выслушал всё это и исследовал с великим благоразумием, но из всего, что слышал, я не смог понять сущности блаженного смиренномудрия» (стих 4).
Следовательно, вопреки всему, ничто из того, что мы сказали до сих пор, еще не является сущностью смирения, а есть только признак, симптом, путь, ведущий туда, но еще не само смирение. Всё это путь, но не конец.
И святой продолжает:
«И я пришел к следующему определению: смиренномудрие — это безымянная благодать души, оно – благодать».
Оно – неопределимая благодать в душе человека, столь тонкая, драгоценная благодать, столь возвышенная, что никакое имя не может ее ограничить. Смирение столь богато и столь совершенно, что не может быть ограничено одним определением или именем. И оно – благодать, поскольку даётся Святым Духом, и может быть наименовано только теми, кто опытно испытал его.
То есть смирение – это опыт того, кто им обладает; только он может его выразить. Оно – невыразимое богатство, оно – имя Бога.
То есть смирение – это имя Бога, и оно безымянно, поскольку Бог не имеет имени; у Него много имен, но ни одно из них не выражает Его.
«Оно – дар Бога, поскольку Он говорит: научитесь не от Ангела, не от человека и не из книги, а от Меня Самого, то есть от Моего в вас обитания, просветления и действия,ибо Я кроток и смирен сердцем, и помыслом, и образом Своей мысли, и тогда обрящете покой в бранях и избавитесь от искусительных помыслов в душах ваших».
И продолжает святой отец следующими словами:
«Иным бывает вид смирения, когда царствует зима страстей, и иным, когда наступит весна и начало плодоношения, и иным, когда дойдешь до жатвы добродетелей» (стих 5).
Святой Иоанн Синаит объясняет, что когда в нас начнет расцветать гроздь этой священной лозы, то есть первый плод смирения, мы чувствуем утомление от всякой человеческой славы и похвалы, а также ненависть к ним. И в то же время отгоняем от себя гнев и ярость.
Первый результат смирения, первый цвет этой священной лозы, ее первый плод – когда чувствуем утомление от славы и похвалы. Наша душа утомляется от похвал других, и не только утомляется, но и ненавидит похвалу и человеческую славу. С этой ненавистью выходит из нас гнев. Как и наоборот: любовь к славе и похвале и гнев являются болезнями отсутствия смирения. Таков первый признак того, что в нас появляется блаженное смирение. Первый плод.
Когда смиренномудрие, эта царица добродетелей, начнет утверждаться в душе в меру духовного возраста, мы начинаем вменять в ничто или, скорее, в мерзость всякое добро, которое совершаем. Думаем, что с каждым истекшим днем растет бремя наших грехов и из-за тайных и неосознанных нами грехов и небрежения расточается богатство нашей души.
То есть когда человек преуспеет еще немного, тогда добрые дела, которые он делает, он считает мерзостью, даже гнушается их. То, чем он охотно хвалился, – свои добрые дела, – он считает сейчас мерзостью, чем-то гнусным, и отчетливо сознаёт свое огромное нерадение, немощи и грехи. Духовное зрение возрастает, духовная проницательность обостряется, и таким образом он с легкостью может установить духовную немощь, отягощающую его душу.
Лествица преподобного Иоанна Синайского
«Множество дарований, которые дает нам Бог, мы видим как причину большего наказания, потому что их не заслуживаем».
Другими словами, даже если мы достигнем того, что получим дарования от Бога, будем иметь духовные достижения, станем такими, что другие слушают нас, советуются с нами, утешаются возле нас, то есть мы будем причиной духовной пользы для других, – всё это смиренный человек считает за ничто, и не только таковым, но и причиной своего осуждения, потому что он этого не заслуживает, а Бог дает ему это. Он как будто заслуживает большего наказания, потому что при том, что у него имеется столько дарований, он не отвечает Богу должным образом. Так ум ограждает себя от опасностей и не бывает окраден самолюбием и самомнением.
И когда он доходит до этого состояния, то «слышит топот и игры невидимых воров, но ни один из них не может ввести его в искушение, потому что смиренномудрие – это неприступное хранилище сокровищ».
Для смиренного человека не существует опасности того, что сатана посредством тщеславия и самолюбия похитит то, что он собирает внутри себя, поскольку он уже поверил, что ничем не обладает. Кто верует, что не имеет ничего, тот Христа имеет в себе.
По какой причине, вы думаете, Христос оправдал блудницу, жену, пойманную в прелюбодеянии, кровоточивую жену, хананеянку, разбойника, блудного сына – и отверг добродетельного фарисея? У фарисеев было основание гордиться: у них имелся свой пост, была милостыня, добрые дела, молитвы, соблюдение закона Моисеева. Они внешне были добродетельными, но всё их богатство было ограблено гордостью. У других не было ничего, но было нечто, что вдруг возвысило их. Что же это? Смирение.
То есть смиренный грешник доброжелательно принимается Богом, а святой горделивец – мерзость пред Ним. То есть, говорит святой Иоанн, если одна только гордость свергла ангелов с неба и сделала их демонами, то осознай как следует, что и смирение одно делает демонов ангелами (Лествица. Слово 23, 12). То есть только смиренный дух сам по себе спасает человека, даже если у него нет ничего другого.
Можно сказать, что это действительно самый легкий, прямой и безопасный путь к Царству Божию. Поэтому я часто напоминаю то, что постоянно слышу, главным образом на исповеди. Когда человек приходит, отчаиваясь, что не совершает добрых дел и не делает успехов в духовной жизни, мы говорим ему:
– Чадо, держись покаяния и смирения и не ищи ничего другого!
Но он не понимает:
– А почему мне не надо добродетелей? А если я буду делать так, я не отправлюсь в ад? Если я буду делать так, я не осужу сам себя?
И ты снова повторяешь:
– Оставь всё это и храни в себе смирение и покаяние! Бог этого хочет от тебя. Он не хочет дел, ведь что Ему делать с твоими делами, когда у тебя нет покаяния? Что Ему делать с твоим постом, поклонами, милостыней, всеми этими внешними делами, которые являются путем, ведущим тебя к смирению? Что будет, если ты начнешь путь, но отвергнешь его конец – смирение?
То есть ты похож на человека, который говорит: «Я хочу в Лимассол!» – и отправляется в путь на Лимассол, идет туда и возвращается, так и не зайдя в город. Подойдет к нему и возвращается, снова подойдет и возвращается, снова не зайдя. И успокаивает себя мыслями: «Если я в пути, то это то, что надо!»
Но это не то, что надо. Дело в конце. А конец – это покаяние. Остальное же всё только содействует делу покаяния. Если ты отвергаешь покаяние и держишься внешнего, тогда ты похож на дерево, у которого есть листья, но нет духовного плода.
Святой Иоанн Лествичник говорит также, что «искреннее покаяние, плач, очищенный от всякой скверны, и преподобное смирение отличаются между собой как мука, тесто и испеченный хлеб» (стих 7).
То есть составными частями являются покаяние, плач и смирение, как для хлеба мука, вода и соль. Всё это бывает замешено Божией благодатью и становится хлебом испеченным, духовной пищей.
Затем святой Иоанн Лествичник говорит о свойствах смиренномудрия:
«Первое свойство – это принятие с великой радостью бесчестия, которое душа принимает с раскрытыми объятиями и с той мыслью, что оно укрощает и пожигает душевные болезни и большие грехи» (стих 8).
Вспоминаю одного человека, который пришел на Святую Гору, чтобы стать монахом. Он был очень гневливым и, естественно, не выдержал, пробыл только неделю. Однако он говорил нам:
– Это вы виноваты: вы не оставляете меня в покое!
То есть мы все были у него виноватыми, потому что становились причиной того, что он раздражался. Находившийся в нем гнев был не виноват – виноваты поводы для гнева. Потом он ушел и стал жить один. Однажды ему случилось так разгневаться, что он сломал стул, и тогда старец спросил его:
– Ты говорил, что мы виноваты. А сейчас что, стул у тебя виноват? Ведь стул и не говорит, и не делает ничего. Ты что, не понимаешь, что проблема внутри, в тебе, а не вовне?
Поэтому человек, который хочет стяжать смирение, должен иметь силу с великой радостью принимать бесчестие, скорбь и злобу людей. Сегодня это звучит парадоксально и странно для современного человека. Принимать бесчестие? Злобу, несправедливость? Но как это возможно?
Конечно, если ты ограничиваешь свою жизнь этим миром и в тебе нет чувства Царства Божия, а именно чувства того, что тут – поле боя, и ты борешься за Царство Божие и за вселение Бога в тебя, тогда скорбное, горестное и тяжелое в настоящем кажется тебе неприемлемым и непонятным. Однако если ты поймешь, что здесь, где мы находимся, наша цель – подвизаться, избавляться от страстей, встретить Христа, живущего и пребывающего в сердце нашем, чтобы иметь Его в себе вечно в Его Царстве, тогда ты сможешь преодолеть это восприятие настоящих вещей, и не будет того, чтобы всё казалось тебе трудным и чтобы ты не мог ничего понести.
Кто-нибудь возразит: «Хорошо, но неужели моя жизнь так и пройдет в слезах, отвержении, презрении?»
Если бы мы любили Христа, тогда мы с великой радостью сказали бы: «Боже мой, я готов и одного мгновения не иметь покоя в этом мире, и если бы было возможно, как говорит пророк Давид, готов каждый день пить слезы свои вместо воды (Пс. 41: 1), потому что я понял, что значит настоящая жизнь, понял, какова моя цель. И чтобы встретить Тебя, я использовал бы и последнюю секунду, использовал бы ее для духовного подвига, принимая всякое бесчестие, презрение, боль, – только и только чтобы очиститься и быть готовым встретить Тебя».
Преподобный Иоанн Лествичник
Поэтому святой Иоанн пишет, что смирение означает принимать наше бесчестие с великой радостью. Откуда святой знает, что сегодня мы не терпим и малейшего бесчестия? А почему? Причина в том, что мы не научились видеть свою жизнь в Царстве Божием, в вечности, а думаем, что всё только тут. Мы не осознали, что настоящие вещи определяют будущее.
Говорит после этого святой:
«Второе свойство – это истребление всякого проявления гнева, и в его утолении заключается смиренномудрие».
Если мы возлюбили бесчестие и скорбь, как нам иметь гнев? Мы уже не гневаемся, потому что не претендуем ни на что.
После того как мы возлюбили бесчестие и скорбь, как нам иметь гнев? Мы уже не гневаемся, потому что не претендуем ни на что. Приходит другой и хулит нас – «будь благословен!» Поступает с нами несправедливо – «да будет это благословенно!»
Вспоминаю, как однажды стали пугать одного святогорца, старца, что напишут о нем в газетах, потому что одна девица ходила к нему, потом стала монахиней и была его духовным чадом. Ее родители пришли и сказали:
– Мы напишем о тебе в газетах, что у нашей дочери была связь с тобой и ты прельстил ее, чтобы она стала монахиней!
Он ответил:
– Ну давайте, сделайте это, это ничего, не помешает. Это всё равно как если вы возьмете труп и будете стрелять в него! С ним же ничего не будет. Я, чадо мое, мертв. Отведи ты меня на площадь и приведи хоть всех людей, чтобы они плевали в меня, – во мне ничего не шелохнется. Приведи всех, чтобы они меня хвалили, – то же самое. То есть оплюешь ли ты меня, похвалишь ли, убьешь или оживишь – для меня это не имеет значения, потому что всё это для меня умерло. Я не обеспокоен этим.
Авва Исаак Сирин говорит: «Кто ниже всех, куда тому падать?» То есть тот, кто поставил себя ниже всех, куда он упадет? Ведь он уже не может упасть ниже, оказаться ниже.
Как-то один ученик старца Софрония [Сахарова] пошел к нему и сказал:
– Геронда, я провалился в самую бездну, я погибаю, ниже некуда, я на самом дне!
Старец улыбнулся и сказал ему:
– Не мучайся! Ты наступаешь мне на голову!
То есть он хотел сказать ему: «Я ниже тебя».
«Третье и высшее свойство смирения – это несомненное сомнение».
То есть несомненно сомневаться во всяком деле, которое делаешь, и знать, что то, что ты делаешь, нехорошо, если Бог это не одобрит.
В житиях святых, конкретно в житии аввы Дорофея, написано, что в монастыре у него был послушник по имени Досифей, который оказывал полное послушание и говорил себе: «Спрошу старца, пусть он скажет мне, например, как мне петь». Помысл отвечал ему: «Что ты будешь его спрашивать? Он же ответит тебе так-то и так-то. Ты же знаешь его ответ: “Сделай так-то и так-то”». Но он всё равно пошел к нему и спросил:
– Геронда, как мне петь?
Старец ответил:
– Будешь петь вот так-то!
И действительно, всё было так, как он представлял себе это. И помысл сказал ему: «Ну что, видишь, что старец сказал тебе то же самое?» Он ответил: «Да! Но это было от старца, а то было твое!»
Может, внешне – это то же самое, однако источник, откуда оно проистекает, другой. То есть этот человек отверг всякую веру в свои добродетели и положился на то, что запечатлено послушанием и вопрошанием духовного отца.
Однако здесь я хочу сделать уточнение в связи с тем, что сказано. Это не означает, что мы превратимся в безвольных существ и перестанем думать, ведь, казалось бы, всё, что мы думаем, – это грех и осуждено. Нет! Это одна из крайностей и это зло. Другая крайность – верить, что всё, что мы делаем, истинно, совершенно и здраво. (Первая – говорить, что всё, что мы делаем, – ошибка.) Обе крайности, как говорит тут святой Иоанн, – от демонов, а не от Бога, и мы должны держаться среднего пути (Лествица. Слово 26, 56).
Особенно мы, живущие в миру, без строгого духовного надзора, который имеется в подвижнической жизни в монастыре. В миру человек должен иметь в качестве критерия Божии заповеди, заповеди Церкви, слово Божие, заповеди духовного отца и на основании этого с духовной свободой и решительностью должен сам определять свою жизнь, веря, что, соблюдая это, он пребывает в воле Божией, естественно, не впадая в крайность гордыни.
Затем святой отец говорит, что «одно дело гордиться, другое – не гордиться и третье – смиренномудрствовать, то есть смиряться» (стих 19).
Другими словами, одно дело – иметь гордость: это окончательный предел эгоизма и самомнения, это всё вне Бога, вне человека, который подвизается. Другое дело – не гордиться и избегать гордости, а третье – смиряться. И называет святой отец три симптома:
«Один целый день судит обо всём и обо всех. Другой ни о чем не судит, но и себя не осуждает. А третий, будучи невиновен, сам себя осуждает».
Гордый с легкостью судит. Присутствие в нас духа осуждения – это признак гордости, потому что если бы мы имели веру в наше бессилие и осознавали свои грехи, у нас не было бы желания судить других. Следовательно, если мы видим, что судим, это значит, что мы страдаем болезнью гордыни.
Второй не судит других. Это тот, который не превозносится, но и себя тоже не судит. Он не говорит: «Я грешен и являюсь причиной зол, я трижды окаянен», – но и не говорит, что другой лукав. Он ни судит, ни себя не осуждает, то есть он хороший человек. Таков хороший человек в социальном плане. Он и не судит, и не совершает никакого духовного труда внутри себя.
А третий блажен и избавлен от осуждения, постоянно осуждая сам себя. Это тот, кто во всём говорит: «Я виноват и я причина моих зол и грехов, немощей!» – но всегда питает надежду и так обретает свободу в своей душе. Не обвиняет никого и не спорит с Богом. Не спорит с людьми, не спорит даже с самим собой, а принимает себя со смирением и так движется и припадает к Божиим ногам, плачет и просит Божию милость. Подобно человеку, считающему себя побежденным, падающему в ноги и ищущему жалости и помилования. Это дух смиренного человека.
Ниже святой Иоанн Лествичник говорит: «Кто познал себя во всяком чувстве души, тот словно посеял на земле. А кто не посеял, в том не может произрасти смиренномудрие» (стих 29).
То есть когда человек поймет себя, он становится подобным тому, о ком Господь говорит в Евангелии, подобным сеятелю, который посеял семя в добрую землю, и поэтому непременно принесет плод в определенный момент (Мф. 13: 3–8). Кто не посеет этим способом, в том не процветет смиренномудрие.
«Познавший себя почувствовал страх Божий и, ходя в нем, достиг врат любви» (стих 30).
То есть смиренный человек может реально любить другого. Часто супруги, главным образом жены, жалуются, что мужья не обращают на них внимания, не любят их, и чувствуют себя недооцененными. А мужья часто жалуются, что жены их ревнуют и хотят, чтобы они им каждый день говорили нежные слова, и так становятся надоедливыми, скучными, и отношения обостряются.
Вспоминаю, как я однажды сказал одному супругу:
– Говори своей жене хорошие слова, похвальные, полные нежности, признавай ее добродетели, вкусную еду, которую она готовит, похвали ее, что в доме чисто, – это не повредит!
Я даже сказал ему:
– Не помешает сказать и какую-нибудь неправду! То есть не ложь, а так, похвалить ее больше необходимого. И не бойся: она не поймет, что ты врешь, это ей понравится, она не обидится!
Однако этот муж пришел в ужас от моих слов:
– Но разве возможно, чтобы я стал лицемером? Говорить то, во что я не верю? Ведь я же не верю в это!
Лествица прп.Иоанна. Смиренный человек – это тот, который становится всем для всех
Однако знайте, что смиренный человек – это тот, который становится всем для всех, как говорил святой апостол Павел: «Для всех я сделался всем, чтобы любым способом спасти хотя бы некоторых» (ср.: 1 Кор. 9: 22).
Другими словами, чтобы утешить моего брата, ближнего, супруга, супругу, я становлюсь тем, в чем он нуждается. Если он нуждается в похвале, я становлюсь похвалой, если нуждается в нежности, становлюсь нежностью, если нуждается в опоре, становлюсь опорой, если нуждается в бое, я становлюсь и боем!
То есть в каком смысле? Я хочу сказать, что я отбрасываю всё свое, любой мой метод, мысль, предварительный план, то есть мои предрассудки, я отбрасываю всё и становлюсь тем, что хочет другой, и так учусь обретать мир.
Один молодой человек спросил у старца:
– Отче, я собираюсь стать монахом. Что мне нужно делать?
Он сказал ему:
– Научись валяться в ногах у всех – и так обретешь мир.
То есть стать ковром, по которому другие будут ходить, и если тебе удастся это – не потому, что ты психически больной, а потому, что любишь Бога и эта добродетель имеет вечное измерение, – тогда ты и сам обретешь покой, и другим подашь покой.
Итак, если мы постигнем это, например в браке, – чтобы человек отдал себя другому в такой степени, в какой другой нуждается в нем, – тогда мы найдем покой.
Спросили одного современного подвижника на Святой Горе:
– Но, геронда, как ты вселяешь покой во всех приходящих к тебе? Ведь все обретают утешение, все уходят радостные!
И самые обремененные люди уходили от него радостные. А он ответил:
– Я как тряпка, повешенная на гвозде, и кто хочет, приходит сюда, вытирается, отрывает себе кусочек, забирает его с собой, и так все находят покой. Вытирают руки об тряпку, если захотят отрезать себе кусочек – отрезают, если хотят его выбросить – выбрасывают.
У него не было никаких возражений, и каков был результат? Все рядом с ним обретали покой, все утешались, потому что этот старец умертвил свои желания и стал всем для всех.
Если мы делаем это, ощущая Божию любовь, с истинным смирением и полным сознанием того, что смиряемся не по причине комплекса неполноценности и душевной болезни, а ради любви Божией, и если понимаем, что наше смирение имеет вечное измерение, тогда все будут обретать мир рядом с нами.
Пребудем же в мире со всеми, и никто для нас не будет виноватым, никто не будет нам врагом. Даже если бы все захотели уничтожить нас, у нас не будет ни одного врага. Потому что смиренное сердце не видит врагов перед собой, единственным его врагом является его собственный эгоизм…
Митрополит Лимассольский Афанасий
Перевела с болгарского Станка Косова