Православный журнал «Фома» продолжает проект «20 лет свободы Церкви». Своим взглядом на проблему делится известный богослов, профессор Московской духовной академии Алексей Осипов.
— Алексей Ильич, какой путь проделала на Ваш взгляд Русская Православная Церковь за 20 постсоветских лет? Этот своего рода юбилей настраивает на то, чтобы говорить в основном о позитивных изменениях, произошедших в Церкви за 20 лет, о том, что удалось сделать. Состоялось ли, как порой говорят, второе крещение Руси?
— Изменения во внешней жизни Церкви, конечно, огромны. В первые годы новой власти Церковь получила такую свободу своей проповеди, возможности возрождения своих святынь и всех направлений своей деятельности, которых она не имела уже сотни лет. И эта свобода в определенной степени еще сохраняется. В результате произошло то, что очень многие вспомнили о забытой вере отцов и вернулись в Церковь, многие пришли к вере, стали участвовать в таинствах церковных и, что самое важное, менять свою жизнь на основе учения Евангелия.
Одновременно начался бурный процесс восстановления и строительства храмов, возрождения монастырей, открытия духовных учебных заведений, учреждения теологических факультетов и богословских кафедр при университетах, интенсивно развивается книгоиздательство, происходит расширение сети церковных СМИ. (Важно при этом отметить создание органа, контролирующего издание церковной литературы.)
Святейшим Патриархом Кириллом энергично осуществляется реформирование деятельности всех структур Церкви. В частности, в январе 2009 года был создан такой важный орган как Межсоборное присутствие, на котором в специальных комиссиях рассматриваются давно уже требующие своего разрешения многочисленные вопросы церковной жизни,. Это далеко неполный и очень общий перечень тех начинаний и дел, которые осуществлены за последние 20 лет.
Но есть, естественно, и ряд проблем на пути начавшегося процесса возрождения.
Первое, с чем постоянно сталкиваемся, это наследие недавнего государственного атеизма, которое привело к тому, что наш народ в значительной степени не только потерял веру, но и усвоил совершенно ложные взгляды на религию вообще и на христианство в особенности. Отсюда возникает серьезная и очень трудная задача необходимости «второго Крещения» Руси. Усилия в этом направлении предпринимаются. Но они наталкиваются на большие трудности. Главная из них – острый недостаток богословски образованных людей, способных заниматься миссионерской и катехизической деятельностью. Надежда подготовить таковых на специальных курсах и курсах для педагогов Основ Православной культуры (ОПК) требует очень большой осмотрительности, чтобы не допустить здесь таких ошибок, которые могут привести к самым печальным последствиям.
— О чем идет речь?
— Опыт показывает, что даже выпускники семинарии и академии, проучившиеся 5-7, 8 лет далеко не всегда способны к такого рода деятельности. Возлагать же надежды на тех, кто прослушал какой-то курс лекций в течение одного-двух лет (не говоря уже об уровне лекторов), конечно, по меньшей мере, трудно. Может произойти то, о чем мне рассказывал старый священник, как им в 1900-е годы преподавали Закон Божий. Эти уроки, говорил он, превращались у нас в часы острот и кощунств, они воспитывали не христиан, а атеистов, из которых вскоре вышли гонители Церкви. Это звучит, кажется, очень резко. Но известно, что среди самых злостных борцов с религией при советской власти действительно не мало было именно бывших учеников духовных школ. Мы можем вновь привести наших слушателей к тому печальному состоянию, о котором так ярко писал, например, митрополит Вениамин (Федченков) в своих книгах «На рубеже эпох», «Письма о монашестве» и др. Спешка в этом вопросе совершенно неприемлема.
— И что же делать в этой ситуации?
— Мне кажется, что осуществлять дело миссии и катехизации должны те выпускники академий и семинарий, которые специально рекомендованы Учеными Советами для такой деятельности. Это могут быть как миряне, так и священнослужители.
Для надлежащей же подготовки кадров преподавателей ОПК можно бы со стороны Церкви сделать следующее.
Подобная церковная программа могла бы охватить по всей стране не только педагогов ОПК, но и многие другие педагоги и родители проявили бы интерес к такому курсу лекций. Это полезно сделать даже в том случае, если в данный момент еще нет возможности осуществить проект во всей полноте.
— А есть ли еще какие-то причины?
— Объективной причиной является принятие нашей страной западного понимания свободы, и, прежде всего, ее морального аспекта. В настоящее время у России не осталось никаких, фактически, идеологических границ с остальным миром, охраняющих ее от проникновения любых, в том числе духовно и морально разрушительных идей. В результате, наш народ совершенно неожиданно оказался перед лицом бесчисленного множества разнообразных «духов», как западных, так и восточных, из которых многие не просто противостоят православному мировоззрению, но крайне негативно воздействуют на нравственный климат всего общества. Особенно опасны те либеральные тенденции, которые проникают в церковную среду. Не случайно, один из прибалтийских католических епископов как-то сказал: не понимаю, что же лучше, атеистический коммунизм или нравственная вседозволенность демократии?
— А что сделать не удалось, или даже пошло не так, как должно было пойти?
— Если нет сомнений, что задача Церкви полностью определяется той целью, с которой пришел Христос. А эта цель ясна: исцеление души человеческой от страстей, от погружения сознания исключительно в сферу земных потребностей, что есть, что пить и во что одеться (Мф. 6; 31), от искания только «хлеба и зрелищ», то станет очевидным, на что должно быть направлено основное внимание Церкви. Но здесь всегда присутствует искушение «исправить» Христа, и деятельность внешнюю (богословскую, церковно-хозяйственную, социальную и проч.), не затрагивающую внутреннего человека, не очищающую душу от страстей, рассматривать в качестве приоритетной.
К чему в таком случае может придти любая Поместная церковь, хорошо иллюстрирует западное христианство. Плоды его особенно очевидны в настоящее время. Несмотря на полную религиозную свободу, на Западе идет интенсивный отход от Христа Евангелия и откровенное устремление к «христу» мамоны, даятелю земных благ и развлечений. Об этом писали и наши святые подвижники (Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, Оптинские старцы, Иоанн Кронштадтский), и светские мыслители и писатели: А.С. Хомяков, Ф. Достоевский, К Леонтьев и др. Такая активная внешняя деятельность католической и протестантских церквей вместо воцерковления мира привела к очевидному омирщению всего церковного сознания.
В своей интересной книге-дневнике «Только в России есть весна!» наша современница Татьяна Горичева писала: «Время после II Ватиканского собора, на решения которого любят ссылаться наши либералы и экуменисты — это отнюдь не время его расцвета и побед, но время лавинообразного вторжения в церковную жизнь мирского секулярного духа». «По сути, были сняты все тормоза на пути к широкой либерализации церкви. Об этом мне довелось услышать в личной беседе из уст кардинала Ратцингера» (нынешнего папы Бенедикта XVI). «Сегодня месса длится 15-20 минут. Отменили обязательную исповедь перед Причастием… исповедь практически исчезла из приходской практики… и абсолютно понятные службы, ведущиеся на итальянском или немецком, прихожане почти совсем перестали посещать. Религия мало кого интересует. Пост сократился до одного-двух дней в году», перед Причастием — один час и т.д.
Западные церкви буквально поглощаются современной «наркоманической» культурой, об опасных последствиях которой предупреждал отец Серафим (Роуз): «Новое искусство празднует рождение новой человеческой особи, нижеестественной и глубоко порочной».
Наша Церковь в наступившую эпоху либерализации всех форм общественной и культурной жизни также оказалась в трудном положении. И поскольку спрашиваете, то упомяну о некоторых из идей, проникающих в церковную жизнь.
Первое и главное, наверное, это тенденция, на первый взгляд вполне миссионерская, открыть врата монастырей для мира, для всех посетителей. Однако результат происходит совсем другой. О нем хорошо сказал авва Исаия: безумен тот, кто «взяв лом, разоряет свой дом, желая устроить дом его». Монашеская жизнь с открытыми вратами заполняется не только всевозможной суетой, совершенно уничтожающей главное в монашестве — молитву, но и всякого рода соблазнами, которые, кстати, всё чаще оборачиваются самыми нежелательными последствиями. Особенно опасно — вовлечение монашества в молодежные движения. Ибо, как огонь и солома не могут быть вместе, так и монашествующие, тем более молодые, — в обществе девушек и юношей. Исаак Сирин это так выразил: “Целомудрие и беседа с женщиной – то же, что львица с овцой в одном доме”. Думаю, понятно каждому, что этим изнутри разрушается самое ценное в Церкви.
А вот другое. Вошли в практику фото-, кино-, телесъемки богослужения, точнее, совершающих его. Одно дело, когда речь идет о трансляции Патриаршего Богослужения. Ибо и съемка, и трансляция его имеют особое значение для пространства всей Церкви. Она предназначена, в частности, для множества верующих людей, не имеющих возможности прийти в храм и которые хотя бы перед экраном телевизора могут ощутить праздник. Кроме того, с богослужений Патриарха трансляцию ведут профессионалы, у которых все достаточно отработано, и которые понимают, что нельзя своей работой нарушать ход самой службы. Но трудно оправдать стремление превратить подобную съемку из исключения в правило, поставить ее на поток. И если бы фотографы и операторы снимали все из какого-то уголка, никому не мешая и не привлекая к себе внимания, то, возможно, это было бы и понятно, и в чем-то оправдано. Но нет! Они ходят по храму, расталкивают людей, входят в алтарь, ослепляют своими вспышками и осветителями народ, разрушая всю молитвенную атмосферу в церкви — одним словом, превращают храм в съемочную площадку, а богослужение в какое-то шоу. Что сделал бы Христос, придя сегодня на такое богослужение?!
Или еще, не просто присутствие, но и активное участие священнослужителей (даже монахов!) в рок-концертах, их эстрадные выступления. Речь не о том, что слушатели таких концертов не достойны церковной проповеди, а о том, в какую форму она облекается: одно дело проповедник, говорящий о Христе со сцены, другое – священник, который сам создает рок-группу и стремится стать своим для определенной группы людей, а в результате просто растворяется в ней, став своим, но перестав быть священником. Да и проповедью все не так просто. Святейший Патриарх в прошлом году в одном из своих выступлений призвал священников взвешивать свои силы, прежде чем отваживаться на такие сложные миссии как, скажем, проповедь на том же рок-концерте.
И уж совсем откровенное кощунство – исполнение священником шутовской роли в фильме. Подобные явления иногда оправдывают необходимостью миссионерства. Уверен, что все они носят прямо противоположный, антимиссионерский характер. Очень многих людей они отталкивают от Церкви.
Вообще проблема сохранения церковной культуры приобретает всё большую напряженность. Но хочется надеяться, что эти аномалии — последствия затянувшегося «переходного» возраста от атеистического тоталитаризма к долгожданной свободе.
Но довольно. Больше не буду говорить.
— Рок-певец Юрий Шевчук недавно заявил, что Церковь у нас также больна как все общественные и политические институты? Вы согласны? Можно ли говорить о ее внутреннем кризисе? А если нет, то почему, например, наши приходы не становятся центрами жизни в спальных районах?
— Церковь — это не дом отдыха, а больница, в которой страдающий духовными недугами (по словам аввы Дорофея, их три основных: славолюбие, сребролюбие, сластолюбие) может получить соответствующие рекомендации и лекарства. И ожидать, чтобы в этой лечебнице находились только здоровые люди, было бы странно. Она всегда наполнена больными, и в этом смысле всегда находится в кризисе. Но оценивается она не по этому признаку, а по тем «врачам» и тем «препаратам», которые в ней находят нуждающиеся. Поэтому до тех пор, пока Поместная церковь сохраняет неповрежденным учение о главнейших догматических истинах и основах духовной жизни, она остается реальной здравницей, могущей оказать помощь своим пациентам. Общественные же и политические институты нацелены исключительно на обеспечение народа материальными и культурными ценностями, которые без опоры человеческого сознания на искание вечной жизни в Боге легко загнивают и расшатываются. Так что болезни Церкви и внецерковных институтов принципиально различны.
В отношении наших приходов. Основная причина того, что они не становятся центрами жизни в том, что всё больше становится тех, которые не видят в себе никаких духовных болезней. Они «здоровы». А здоровому зачем идти в больницу? Пусть грешники идут в храм. Прав был святитель Феофан Затворник, когда сказал: «Сам дрянь дрянью, а всё твердит: несмь, якоже прочии человецы».
— Можно ли назвать Церковь сегодня значимой общественной силой и стоит ли ей стремиться к этому, и если да, то как и в каком смысле?
— Что значит значимой и общественной? Если говорить по существу, то Церковь это не общество людей с единым мировоззрением, общей дисциплиной, одними нравственными нормами жизни и т.д. Она есть единство Духа Божия, пребывающего во всех тех, кто искренне стремится жить по Евангелию. Поэтому ее членами оказались и распятый справа от Христа совсем не нравственный разбойник, и великие подвижники. Не правда ли парадоксально? Но это так, поскольку все они оказались в едином Духе Святом, Который входит не в того, кто чувствует себя нравственным и совершенным по нормам так называемой общечеловеческой нравственности, а в человека, который, наконец, увидел себя, дрянь дрянью и от всей души кается перед Богом в своих грехах, как разбойник. Именно такое сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50; 19). Потому значимость Церкви определяется не количеством крестившихся и причастившихся в ней, не политической и общественной активностью ее членов, а уровнем их духовной жизни, которая измеряется степенью веры, любви к людям, честностью и искренностью, заповеданных Христом. И поскольку любовь сила активная, она не может не проявлять себя в общественной жизни. В этом состоит общественная сила и значимость Церкви. Всё прочее вторично и является лишь следствием главного. Такова специфика Церкви. Ну, а в какой степени она сегодня является в указанном смысле значимой общественной силой, судить трудно.
— Какие основные проблемы и вызовы, на Ваш взгляд, сегодня стоят перед Русской Церковью?
— Проблемы, естественно, есть во всех сторонах церковной жизни и деятельности: межцерковных, церковно-обшественных, административных, экономических, кадровых, состоянии монастырской и приходской жизни, соборности на церковном и епархиальном уровнях, церковном пении и др. Многие из них стали объектом внимательного рассмотрения на Межсоборном присутствии.
— Многие упрекают наше духовенство в недостаточном уровне образованности, что “попы у нас безграмотные”. Говорят, что в семинарии берут почти без конкурса, что в священники рукополагают не совсем подходящих кандидатов. На это оппоненты отвечают, что Церковь испытывает кадровый голод, и откуда брать кадры? Как можно, одним словом, на Ваш взгляд, повысить уровень духовенства и духовного образования?
— Прежде всего, следует сказать, что за последние 20 лет образовательный уровень поступающих в духовные школы реально повысился. Об этом говорю на основании того, что происходит в Московских духовных академии и семинарии. Каждый год приблизительно одна треть абитуриентов поступает, имея высшее светское образование. Существует сектор Заочного обучения духовенства. Конечно, это не снимает проблемы полностью. Поэтому сейчас разрабатываются программы по переподготовке и повышению образовательного уровня всего духовенства. Это не просто, но, как говорят, «лиха беда — начало».